Re: Что нынче почитать можно?
…Вот, скажем, когда будущий архитектор Т. был маленьким, папа повел его гулять по одной из центральных улиц. И вдруг архитектор Т. видит, как навстречу им марширует чернокожий человек. Идет строевым шагом, хотя одет — ну, как все тогда примерно бывали одеты. А следом за ним идут строевым шагом еще два чернокожих человека, чуть правее и чуть левее. И чувствуется, что они уже не один километр так идут. А за ними еще три. И замыкает этот клин шеренга из четырех чернокожих людей, несущих над головой транспарант, красно-белый: «Советским людям в Африке живется хорошо!» Будущий архитектор Т. сперва аж замер, а потом, когда усталый клин проплыл мимо, стал донимать папу вопросами. Папа же его, человек диссидентствующий, мог и объяснить ребенку про события в Конго — но вместо этого взял давно выработанный им для таких случаев саркастический тон и стал язвительно говорить: «Что же тут непонятного, сынок? В Африке советских людей просто обожают! Советские люди в Африке — самые желанные гости! Лучшие, сыночек, друзья!» — и так далее. И вот три дня спустя во время чтения в садике «Бармалея» будущий архитектор Т. внезапно начинает возбужденно кричать вслед за несчастным бегемотом: «Давай, Бармалей! Не жалей их, Бармалей! Скушай их, скушай!» И объясняет воспитательнице, изумленной тем, что приличный, воспитанный мальчик вдруг начинает кричать с места и вообще, что Танечка и Ванечка теперь не советские люди, потому что сбежали в Африку — так что пусть их съедят, так им и надо! Вот советским людям в Африке живется хорошо, а за этих, значит, дегенератов он, будущий октябренок, отвечать не желает, они не заслужили его патриотического сочувствия. Ну, не этими самыми словами, но что-то такое объясняет воспитательнице будущий октябренок, а впоследствии архитектор Т. И от переполняющих его эмоций ударяется в слезы. И вот вечером папа будущего архитектора Т., заставив сына три раза повторить этот самый монолог, ходит по квартире и пытается понять: неужели сарказм?.. Неужели сарказм?.. И почему-то эта мысль, вполне, казалось бы, социально верная, приводит его в леденящий ужас.
***
…Вот, скажем, когда будущий герпетолог Л. был маленьким, все, кто его знал, не сомневались, что он вырастет большим ученым — вдумчивым, самоотверженным и глубоким. Родителей интересовало только одно (такие уж времена были, дуальные): гуманитарий или естественник? Физик или лирик? Споры на эту тему стали своего рода семейным спортом: мальчика же надо развивать в правильном направлении, то-се. И вдруг будущий герпетолог Л. сильно увлекся русалками. Рисовал их, книжки какие-то выискивал — словом, много о них думал. Это настолько сбивало прицел семейным спортсменам, что в какой-то момент они не выдержали. «Милый, ты же будущий ученый, — сказала взволнованная бабушка. — Неужели ты веришь в русалок?» «Я не верю в русалок как в явление, но верю в них как в событие», — задумчиво сказал будущий герпетолог Л. Бабушка вернулась на кухню и тихо сказала: «Что вырастет, то вырастет». И дальше будущего герпетолога Л. никак не развивали, он сам отлично всех развивал.
***
…Вот, скажем, когда будущий филолог А. была маленькой, папа и мама пошли с ней гулять по Амстердаму, в том числе — по кварталу красных фонарей (не затрудняя ребенка, понятно, лишними объяснениями). Там было очень нарядно, в больших окнах сидели женщины в красивом белье и махали маленькой А. и ее родителям рукой, а те махали в ответ, и маленькая А. сказала: «Я поняла: эти женщины сидят здесь, чтобы делать людям хорошо!» Мама маленькой А., психотерапевт по профессии, решила заработать несколько баллов к репутации и сказала, что ее работа тоже так устроена. Маленькая А. смерила маму взглядом и сказала не без презрения: «Мама, я не знаю, что ты там с ними делаешь, но я слышала, как они плачут!» «Может, им так нравится», — растерянно сказала мама, на что будущий филолог А. твердо ответила: «Я уверена, что эти женщины так себя не ведут».
***
…Вот, скажем, хорошая девочка У. семи лет сообщает родителям, что в новогоднем спектакле она будет играть Снежинку — одну из восьми. Мама покупает ей белое платьице с открытыми плечиками и короткой пышной юбочкой, заготавливает блестящие заколочки, покупает серебряный дождик для волос, решает, что впервые даст дочке надеть свою жемчужную нитку, находит даже свою предшкольную фотографию, где она сама — Снежинка с отставленной ножкой и поджатыми пальчиками. Словом, сентиментальный момент. Раскладывает все на диване, умильно готовится наряжать ребенка. «Мама, ну ты что!» — говорит хорошая девочка У. возмущенно. И объясняет, что у Снежинки должны быть скромная блузка, длинная юбка, а на голове платочек. Потому что Снежинки — это как бы невесты Деда Мороза, они должны быть очень скромными и невинными и посвящать свою жизнь добрым делам, а никакие другие женихи им уже не нужны, поэтому Снежинкам нельзя красиво наряжаться. Мама хорошей девочки У., будучи в некотором обалдении, решает, что накануне утренника она, конечно, скандалить не будет, быстро подбирает что-то этакое длинное и закрытое, уговаривает дочь хотя бы повязать этот самый платочек так, как будто он — ленточка для волос, и весь утренник смотрит на других Снежинок, накрашенных и расфуфыренных, тихо терзая учительницу на предмет выяснения источников индоктринации. Учительница вроде ни сном ни духом — и, кажется, не врет. Хорошая девочка У. своим нарядом вроде бы полностью довольна и вообще отлично проводит время. И вот вечером мама спрашивает хорошую девочку У. — очень осторожно: «Деточка, а вот завтра ты пойдешь на елку в театр — ты что наденешь?» — «Ой, я надену золотистое платье, и заплети мне такое на голове, вот так косичку и вот так косичку вот тут высоко, и дай мне мои сережки с блестящими бабочками!» «Деточка, — говорит мама, — а невесте Деда Мороза это все можно?» «Мне кажется, — говорит хорошая девочка У., пожимая плечами, — я свой долг выполнила».
***
…Вот, скажем, хорошей девочке Т. сорока двух лет, психиатру по профессии, рассказывают, что один из ее пациентов буквально на днях воткнул себе в середину ладони нож. «Это ничего, — говорит хорошая девочка Т., — это нормальная предновогодняя история». Собеседники удивляются. Хорошая девочка Т. чувствует, что надо проявить больше эмпатии, и вежливо спрашивает: «А в какую ладонь воткнул?» — «Да в левую. Резал салат, нож соскочил и — р-р-раз! — в самую середину ладони, глубоко, пришлось ехать в больницу». «Подождите, — говорит хорошая девочка Т. обеспокоенно, — это он его что, бессознательно воткнул?» — «Ну да». «Нехорошо, — говорит хорошая девочка Т. огорченно. — Нехорошо, это нехорошо».
***
…Вот, скажем, хороший мальчик П. десяти лет в силу семейных обстоятельств провел два месяца у дяди и тети, людей глубоко верующих и вполне воцерковленных. По возвращении он интересно рассказывал родителям о том, почему Богоматерь называют Заступницей, о том, как вышло Евангелий не одно, а несколько, о том, зачем люди причащаются и почему это делать не обязательно, но иногда полезно и хорошо, — словом, как-то вполне правильно, на взгляд далеких от церкви родителей, все воспринял и вообще в разговорах с дядей и тетей расширил свой кругозор. А ночью родители слышат — хороший мальчик П. лежит в темноте и что-то бормочет. Подошли тихонько к двери, а там: «Дорогой Дедушка Мороз, заступись за меня перед родителями, пусть услышат мои молитвы, подарят мне планшет и не таскают по холоду на каток». И очень обрадовались, что у ребенка жива вера в Деда Мороза, не надо нам вот этих «или — или», — но каток все равно полезен для развития выдержки и координации.
***
… Вот, скажем, хорошая девочка Р. двадцати двух лет говорит бойфренду, что хочет самую большую елку, какую только можно купить. Больше, чем у всех. Это ее детская мечта, и реализовать ее надо сейчас, откладывать нет никакой возможности. Дальше идет разговор про деньги, которых нет, про кризис, инфантильное поведение, дурацкие опоздания с работы, очередность мытья посуды, выплаканные глаза, бывших баб, непонятные ночные эсэмэски хрен знает от кого, курение в спальне, хотя сто раз просили, запах рыбы из холодильника; дальше идет хлопанье дверьми, дальше всё. И вот через четыре часа бойфренд хорошей девочки Р. подъезжает к подъезду с, натурально, примотанной к машине скотчем титанической елкой. Нереальной, пятиметровой елкой, про которую даже и вообразить нельзя, откуда она взялась и сколько стоила. Может, он ее с какой-нибудь площади украл небольшой. Так или иначе, бойфренд хорошей девочки Р. с треском отдирает елку от машины, кладет прямо перед подъездом, газует и уезжает. На тебе, получай. Через пятнадцать минут, конечно, начинает мучиться и переживать, но честно ходит где-то, какие-то делает мелкие дела, приходит домой из принципа не раньше, чем обычно, и даже на пятнадцать минут позже. Еще от остановки начинает высматривать свой подъезд. Елки нет. Это даже обидно: во-первых, сколько сил потрачено, а кто-то упер, а во-вторых, елка должна была лежать немым укором, чтобы все об нее спотыкались. Приходит в квартиру. Украшенная, вся в шариках и фонариках, бережно хранимых бабушкиных игрушках и новых модных игрушках, опутанная дождиком и замотанная в гирлянды, мигает елка цветными радостными огоньками в душистой полутьме. Лежа. В спальне, по диагонали, немым укором. Двенадцать дней лежала. Выплаканные глаза, непонятные эсэмэски, в туалет надо перелезать через кресло, кризис, курение в спальне — теперь еще и огнеопасное и оттого совсем уж обидное, — синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых.
Книгу надо брать!
"BALINFUNDINUL UZBAD KHAZADDUMU"
.
